Черно-белое кино

МИЛАЯ РАДОСТЬ БЫТИЯ

Матвей относился к себе с уважением, и у него были для этого основания. К тридцати пяти годам он играл первую скрипку в оркестре, лучшем в столице. Выступления в главных концертных залах мира, не говоря уже об отечестве, обеспечивали комфортную жизнь. Он и не скрывал, что ценит комфорт превыше всего. Даже музыки, которая с недавнего времени стала для него лишь средством достижения земных благ.

Еще он уважал себя за выдающуюся мужскую выносливость. Меньше двух женщин одновременно у него не было никогда, и, что особенно льстило Матвею, ни одна из них даже не подозревала о сопернице - так пылок, жаден и силен он был в любви. Они трепетали от его прикосновений, стонали от восторга, когда прикосновения переставали быть деликатными, и кричали в экстазе именно в тот момент, который Матвей планировал для апогея. “Разве мужчина, растративший себя накануне, способен на такое волшебство?” - могла бы задаться вопросом любая ревнивица, но ни одна из Матвеевых пассий таким вопросом не задавалась - удовлетворенное естество верит в свою исключительность.

На данный момент Матвей был счастливо женат на белокурой Катеньке, домовитой и незлобивой. Она ничего не понимала в музыке, но аккуратно посещала выступления Матвея, где тихо млела от гордости за любимого мужа. А после концерта кормила его восхитительной пиццей собственного приготовления. Во время ужина, затаив дыхание, Катенька выслушивала рассказ о том, как прошло выступление и что произошло потом, вникая во все подробности склок и распрей между оркестрантами. А потом дарила свою любовь, не только доставляя удовольствие, но и насыщая Матвея энергией, отданной высокому искусству. За все эти уютные радости бытия Матвей обожал жену.

 

ПИЦЦА ДЛЯ МАСТЕРА

Но если бы он успокоился в ее объятиях, обожание немедленно сменилось бы желанием разрушить эту тихую заводь. Разрушать ему не хотелось, и потому он все время своего брака так же счастливо сожительствовал со второй скрипкой в оркестре - жгучей брюнеткой, эдакой Кармен со смычком в руке.

Иногда, вырываясь из страстных объятий Милы, с трудом отпуская обжигающие эмоции, одаривать которыми она была большой мастерицей, Матвей думал о своей жизни как о черно-белом кино. Не случайно большие режиссеры для максимальной выразительности отказываются от цвета - он рассеивает напряжение, добавляет зрелищности, тогда как настоящий драматизм уходит в голубые глазки и розовые оборки. Матвей чувствовал себя большим мастером, настоящим режиссером своей жизни - ему нравилось все подлинное, без мишуры и отвлечений.

Вот, например, Мила не умела готовить и не собиралась учиться - служение музыке не предполагает других увлечений. К тому же скрипачу руки нужно беречь от грубой работы, перепадов температур и острых предметов. Матвей это знал и всегда заказывал пиццу в лучших заведениях того города, в котором им случалось предаваться любви. Пока посыльный доставлял ароматный пирог, они успевали отыграть первую часть своей интимной сюиты. Милочка в изнеможении откидывалась на подушку, смиряя разошедшееся дыхание и, со свойственной артистам второго ряда фанаберией, лелея в душе уверенность, что только она - его муза, вдохновляющая своего Геракла на грандиозные подвиги любви. Катеньке же, о существовании которой Мила, естественно, знала, она отводила роль обслуживающего персонала. Ну, не ей же, скрипачке, обеспечивать ему комфорт.

Когда посыльный сообщал о своем появлении, Матвей отворял дверь с махровым полотенцем вокруг бедер. Посыльные при виде заказчика понимающе улыбались, завистливо искрили помасляневшими глазами и желали приятного аппетита, вкладывая в свое пожелание не только гастрономический смысл. Казенная пицца была не такой восхитительно сдобной, как Катенькина, но зато с перчинкой, будоражащей вкусовые рецепторы. И это тоже Матвею нравилось, хотя к исходу нелегальной встречи его неудержимо тянуло к законной жене.

Так с Матвеем случалось всегда. Женщины, по его убеждению, не должны соперничать между собой - это пошло и обременительно для него. Они должны, сами того не подозревая, дарить ему абсолютно противоположные ощущения, и только тогда у них есть шанс укрепиться в его объятиях.

Сколько на этот раз продлится тройственный союз, Матвей не знал и думать об этом не хотел. Его все устраивало, особенно наличие покладистой Катеньки - потерять такую подругу жизни он считал глупостью. Мила?.. Таких женщин много, они пикантны и полезны, как острая специя к основному блюду, но легко заменяемы. Главное, обе жили по его правилам и не обременяли дурацкими капризами. Первым номером в ряду обременяющих обстоятельств стояли дети - их появление Матвей откладывал на неопределенный срок и всегда предупреждал об этом женщин. Нынешние легко согласились, как хотелось думать Матвею, уважая его мнение и любовь к комфорту. Прозрение пришло неожиданно.

 

ПРИЗНАНИЕ ГЕНИЯ

Длинные, более чем на четыре месяца растянувшиеся гастроли подходили к концу. Переезды, гостиницы и постоянная близость Милы утомили Матвея. И только скорая встреча с Катенькой давала ему силы выполнять взятые на себя обязательства, профессиональные и сексуальные. Перед концертом накануне вылета в Москву Мила шепнула Матвею, что приготовила сюрприз. Матвей любил подарки, а вот сюрпризов опасался - все неожиданное его тревожило. К тому же он планировал провести эту ночь без Милы, собрать вещи, выспаться, помечтать о Катенькиной пицце. Предстояло найти необидный предлог, под которым, получив подарок, он сможет спровадить Милу в ее номер.

- Дорогой, - начала Мила презентацию своего сюрприза, сверкнув глазами, которые показались Матвею чернее обычного. - У нас будет ребенок! И не говори, что еще не время. Это Бог послал нам ангела, от такой любви, как наша, может родиться только ангел. Ты счастлив?

Матвей счастливым себя не почувствовал, скорее наоборот - обманутым и глубоко несчастным.

- Мы же договорились... - пролепетал он, потеряв вдруг обычную твердость голоса. - Зачем, я же женат!

- Поздно. Я вчера была у врача - аборт никто делать не возьмется, да и не буду я убивать твоего ребенка. А с Катькой разведешься, невелика проблема. - Мила чувствовала себя на пьедестале.

- Поговорим дома, нет сил, такой тяжелый концерт… - мямлил Матвей, пытаясь выиграть время для раздумий.

Мила неожиданно согласилась. Матвей вяло кидал вещи в чемодан, то и дело зависая в задумчивости то с манишкой, то с фраком в руках. В самолете закрыл глаза, демонстрируя глубокий сон, - лишь бы Мила не вздумала выяснять отношения. Отчий дом виделся Матвею землей обетованной, где все его проблемы разрешатся сами собой. Катенька, чуткая и верная, найдет слова, чтобы успокоить и залечить рану, нанесенную коварной любовницей. Катенька и в самом деле выглядела счастливой. И еще как-то странно располневшей за месяцы разлуки. Отпустив его из объятий, в которых он оказался, едва открыв дверь, она приложила его руку к своему животу.

- Чувствуешь? Вот ручка, а вот ножка… - Катенька с восторгом смотрела не на него, как обычно, а как бы внутрь себя, прислушиваясь к непонятной ему жизни в своем чреве. - От нашей любви может родиться только ангел, - повторила она Милину тираду и дополнила: - У нас будет мальчик. Ты счастлив?

“Сговорились, подлюки”, - Матвей отстранился от Катенькиной радости и начал распаковывать чемоданы. Она что-то верещала, не обращая внимания на его хмурый вид. Матвей Катеньку не слушал. Он думал о том, что черно-белое кино, режиссером которого он назвался, сыграло с ним злую шутку. И он совсем не знает, как развивать сюжет. Вспомнилось и когда-то прочитанное признание Льва Толстого, что придуманные героини с определенного момента начинают управлять автором. Уж если героини управляли гением… Но что же делать с этими беременными дурами?! И тут, словно по заказу, всплыло вскользь оброненное дирижером “Гранд-опера” предложение поработать в их оркестре. Он тогда не принял слова мэтра всерьез, а зря. Надо сегодня же позвонить в Париж. Все-таки он прежде всего музыкант.