Когда придет весна

Он никогда не верил в судьбу. Но однажды она напомнила о себе.

Я БЕРЕМЕННА!
Звонок раздался среди ночи. Зареванная подруга затараторила:
— Извини, ради Бога, приезжай ко мне. Я не выдержу…. Я не могу одна!
Собралась быстро и — за руль. Ехать по ночной Москве — одно удовольствие. Только не при таких обстоятельствах. Меня раздирало мучительное чувство: просто так Зоя с ее характером не позвонила бы. Через полчаса я уже была на Волгоградке. Поднялась на лифте на этаж, где меня ждала подруга. Маленькая, в кружевном халатике. На нее было страшно смотреть: черные кудри разметались по плечам, всегда ухоженное лицо залито слезами, на веках подтеки от черной туши.
— Ты понимаешь… я беременна… Уже два месяца. А Вадик ушел… У него другая женщина!
— Ты сказала ему о ребенке? — не выдержала я. Но в ответ Зоя лишь прерывисто всхлипнула и уткнулась лицом в мое плечо. Я утешала подругу, а она твердила, что раз Вадик ее бросил, то зачем ему говорить о малыше? И вообще, его ребенок ей тоже не нужен.
Пронеслись дни. Недели… Первый месяц я почти каждый день бывала у подруги, и она постепенно стала оттаивать. Мысли о том, чтобы убить малыша, ее уже не посещали. Это я поняла сразу, когда принесла ей крошечный итальянский костюмчик для младенца. Она вдруг выхватила его у меня из рук и стала целовать. Теперь я была за Зою спокойна.

ВРЕМЯ
Тик-так, тик-так — идет себе безразличное время… Кто-то растет. Кто-то стареет. Так и проносится жизнь, сменяются поколения. Вчера ты был еще молод, были живы бабушка, дед. А сегодня — умерли… И мама совсем седая, а тебя давно называют по отчеству… Еще год, два, три.. Вжик! Пронеслось время, и ушла в мир иной мама, и теперь уже ты стоишь у последней черты. За все эти двадцать пять лет мы с Зоей почти не говорили о Вадиме. Просто не хотелось травить Зойке душу. Она любила Вадима. И только его. Были и другие мужчины в ее жизни, но замуж так и не вышла: все сравнивала и не смогла… А Вадим? У него была своя семья, росли два чудесных сына. Чуть младше Зойкиного Кешки. Иннокентия Вадимовича, как записала Зоя в метрике. Вот только ни разу Вадим так и не поинтересовался судьбой Зои.
Однажды мы столкнулись с ним на Тверской. Он был один и, видимо, куда-то спешил. Я узнала его сразу, а он сделал вид, что меня не помнит. Но я, набравшись смелости, остановила:
— Привет! Как поживаешь? А ты знаешь, что у Зои есть…
Но Вадим резко отвернулся:
— Жизнь Зои мне не интересна! — И зашагал прочь.
Может, не хотел видеть Зою, чтобы потом не мучала совесть? Или испугался, что придется помогать? Не знаю. Чужая душа — потемки.

НЕ ХОЧУ ЖИТЬ
Видим приподнял голову, ему было тяжело говорить, но доктор наклонился совсем низко:
— Вадим Николаевич… Примите мои соболезнования. Ваши жена и дети…
Потолок резко качнулся, пополз вниз и придавил грудь, отчего у Вадима почти прекратилось дыхание. Когда пришел в себя, вокруг суетились врачи, но ему было все равно. Смысл в их стараниях? Зачем ему теперь жить? Без Лизы, без Антона и Павлика? Почти каждую ночь теперь он просыпался в одно и то же время. Именно в этот час около 6 утра они уже подъезжали к своей даче под Тверью, когда сын Павел заснул за рулем и... Вадим помнил только дикий скрежет тормозов, вскрик жены, а потом наступила темнота. Он единственный, кто выжил в этом ДТП. Вадим ничего не помнил: ни похорон, ни поминок. После больницы почти перестал выходить на улицу, ходить на работу. Он сильно похудел, а ел то, что приносили обеспокоенные друзья. Они же советовали обратиться к психиатру, но Вадим лишь отмахивался.

БУМЕРАНГ
Это случилось под Рождество. Мы с Зоей сидели в кафе, болтали.
— Вадим из головы не идет. Уж сколько лет прошло, должна бы забыть. Да Кеша не дает: гляну, ну вылитый отец! Мне про Вадима страшный сон приснился. А тут Наташа позвонила. Помнишь, которая была секретаршей у Вадима? Так вот: у него вся семья погибла…
Я молчала, хотя от общих друзей знала о положении Вадима. У меня даже как-то мелькнула жуткая мысль: видно, в наказание это ему, за то, что Зойку с сыном бросил… Но говорить об этом с Зоей я не рискнула. Наоборот, неожиданно для себя предложила: «А давай вместе к нему сходим?»
В загородном доме, где обитал Вадим, было темно. Мы долго стучали, но никто не открыл, а когда вошли с помощью полиции, Вадим лежал на полу ничком, а рядом рассыпаны таблетки. Скорая увезла его быстро. Врач только успел сказать:
— Еще бы немного — и конец. Вы вовремя.
Вадим долго был в коме, и мы с Зоей и друзьями по-очереди его навещали. Врачи говорили, что ему лучше, но лично я никаких улучшений не видела и молилась только об одном: пусть он откроет глаза, когда рядом будет Зоя. Так, к счастью, и случилось.

ТЫ — АНТОН?
— Ты?! — Вадим смотрел на Зою в растерянности.
— Что со мной?
Зоя наклонилась над ним, коснулась волос:
— Ты просто долго спал…
— А-а где Лиза, дети…
И вдруг, вспомнив, резко побледнел и отвернулся. Его голос звучал безнадежно и глухо, когда он рассказывал Зое, как в тот страшный день Лиза и Павлик погибли на месте. А Антон еще жил два часа. Но врачи не смогли его спасти.
Приподнялся на локте:
— Зачем ты вызвала скорую? Я хочу умереть! Мне не для кого жить, понимаешь? У меня никого не осталось. Только воспоминания.
Но Зоя тихо возразила:
— Неправда… У тебя есть сын…
— Что? Какой сын? Мои сыновья погибли, разбились, а ты смеешь…
В этот момент в палату постучались, и вошел высокий белокурый парень. Секунду Вадим смотрел на него, его губы непроизвольно подергивались:
— Тоша, Антон… Ты жив, сынок… Ты жив!
Иннокентий смотрел на этого странного человека, ничего не понимая. Зоя тихо сказала:
— Вадик — это не Антон, это Кеша. Мой и твой сын. Ты не знал. Ты ушел, когда я была…
Вадим не дал договорить, сжав ее руки. Зоя всем телом почувствовала и его скорбь, и раскаяние, и еще что-то, чего не передашь словами.
А за окном уже вовсю бушевала весна. И хотя еще лежал снег, чувствовалось, что вот-вот грянет половодье, прорвется сквозь мерзлую землю первая травка, а вместе с ней наполнятся теплотой и любовью людские сердца.