Сердобольная таджичка и жестокая жена. Кого выберет генерал?

Происшествие, о котором мне рассказала медсестра московского роддома № 6, оказалось настоящей трагедией. Но...

МАМА! МАМА!
— В то время я работала акушеркой в Орехово-Зуевском роддоме. Дел было столько, что порой не присесть даже, — Клавдия Ивановна переводит дух и продолжает. — В ту ночь у нас затишье было, ну я и прилегла. И вдруг слышу, будто зовет кто-то. Подумала, может, мерещится, как вдруг душераздирающий женский крик за окнами. Выскочили мы с врачом, а на ступеньках девчонка рожает. «Модар! Модар! Кумак!» — кричит. То есть: мама, помогите. Это уж потом узнали, что таджичка она. Погрузили на каталку — и в родзал. За полчаса родила она здоровенькую девочку.
Обменной карты, как у всех беременных, у девушки не было. По-русски понимала плохо. Назвала только свое имя — Нигина, и что родом из Таджикистана. Санитарка притащила дворника-таджика за переводчика. Тогда многое и выяснилось. Оказалось, 19-летняя Нигина Рамаджиева приехала в Орехово-Зуево работать на рынке, чтобы накопить на учебу. Но влюбилась в хозяина. А он, как узнал, что она от него забеременела, из дома выгнал. Скиталась. Подрабатывала где придется, но об аборте не думала — не по-человечески это. Домой с животом нельзя, позор на весь род. Ну а как начались первые схватки, сама добралась до роддома.

ЗНАКОМСТВО
К вечеру Нигину перевели в палату на четверых. Клавдия Ивановна ее навестила. Апельсинов принесла. А девчонка руки ей целует и бормочет по-своему:
— Рахмат... Рахмат... Ек кумаке ба ман бересонид (тадж.: «Спасибо, что помогли!». — «С.-И.»)!
— И вот подумайте, как вышло-то, — Клавдия Ивановна, тяжело вздохнув, на секунду замолкает. — В тот же день на пару часов позже поступает к нам 37-летняя Раиса Краснова. Красивая. Одета шикарно. Но намучались мы с ней. Кричит: «Я здесь рожать не буду! В Москву меня везите! Палату люкс. У меня муж генерал. Он вам такое устроит!» А какая Москва, когда у нее уже схватки?!
Люкса в роддоме не было. Пришлось Раисе после родов лежать в обычной палате рядом с Нигиной. Но Раиса, смерив девушку взглядом, напряглась:
— С этой? А она не заразная?

ОТКАЗНИЦА
Мальчик из родовых путей шел ножками. И на консилиуме в срочном порядке было решено сделать Красновой кесарево. Через полчаса врач и принял дауненка.
— Увы, но такое случается... — увидев ужас в глазах Раисы, когда принесли мальчика кормить, приступил он к разговору. — Вам 37, мужу 52? В таком возрасте синдром Дауна не редкость. Но это не приговор.
Раиса, уставясь в окно, передернула плечами:
— Что?! Мне такой ребенок не нужен. Мужу тоже! Он наследника ждал, а не этого... урода...
— Представляешь, даже не покормила кроху, — пожаловалась Клавдии Ивановне медсестра. — Что теперь делать?
— А я придумала! — в глазах Клавдии Ивановны загорелся озорной огонек.
Нигина кормила дочку и без особой радости приложила к груди чужого малыша, хотя заливалась молоком. Кормила, а сама поглядывала на Раису. Она искренне не понимала, почему эта красивая, ухоженная и, наверное, богатая женщина не хочет покормить маленького?

ИМЕЮ ПРАВО
Мало ли матерей оставляют в роддомах даже совершенно здоровых детей? Ночью Раиса спала беспокойно. Она никогда особо не хотела детей, но Сергей... Он мечтал о сыне, уговаривал. Что она ему скажет? Что родила дурака? И ни один врач не в силах исправить оплошность природы? Может, попросить врача сказать мужу, что ребенок умер?
Но главврач отрицательно покачал головой:
— Не имею права. А вы, если решились, пишите отказную.
Шли дни. Дело двигалось к выписке, и каждый день несколько раз к Нигине по-прежнему приносили малыша Раисы. И она, уже улыбаясь,так же нежно прижимала к груди дауненка, как и собственную дочку, что-то лопоча по-таджикски.
А через несколько дней в роддом явился громогласный генерал с букетом. Он буквально ворвался в кабинет главного врача и пожал ему руку:
— Сергей Краснов. Спасибо за сына! Я с самолета. К жене можно?
Главврач напрягся:
— А Раиса Геннадьевна выписалась. Написала отказную на ребенка и...
— Отказную?! — лицо генерала сделалось серым и сразу стали заметны и седые волосы, и изрезанный морщинами лоб. — А я могу увидеть сына?!
Он в упор смотрел на врача. Ждал.
— Видите ли, — начал тот, — у ребенка синдром Дауна. Это не лечится. А посмотреть? Ну, если в порядке исключения. Сейчас детей кормить понесли. Наденьте халат.

СПАСИБО, ДЕВОЧКА!
Генерал последовал за врачом и застыл на пороге палаты. Нигина только что покормила дочку, а теперь склонилась над сыном генерала, прижала к себе, щекоча ресницами щеку младенца. Генерал растерянно смотрел на нее.
— Нигина, покажи ему сына, — попросил главврач, но глаза женщины вдруг стали огромными, непроницаемо черными, и в них появились слезы. Осторожно положив ребенка, она сползла на колени:
— Песарам! Песарам (тадж.: «Это мой сын!». — «С.-И.»)!
Нигина прижала к себе ребенка, не давая подойти. Генерал опешил. И вдруг он, не особо умеющий проявлять нежность, погладил женщину по голове:
— Спасибо тебе, девочка... Я понял. Спасибо.
В кабинете главврача Краснов порвал отказную.
— Я отец, так? А жена... Ее право — отказаться от сына, а мое — подать на развод.
— Может, простите, уладится все? — пытался возражать главный, но Краснов как отрезал:
— Предателей не прощают!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
— На всю жизнь запомнила, как выписывали нашу таджичку, — улыбается Клавдия Ивановна. — Мы ж ей всем роддомом вещички для ребенка покупали.
— А генерал? Забрал больного ребенка? — задаю волнующий меня вопрос.
Клавдия Ивановна интригующе улыбается:
— Да вы слушайте, слушайте! Наконец настал день выписки и для Нигины. Прикрыв дверь, она умоляла и по-русски, и по-таджикски отдать ей больного мальчика, которому уже дала имя Амир.
Главврач был тронут, но все пытался чуть не на пальцах объяснить, что не имеет права. Это же чужой ребенок. Нигина плакала. Настаивала. Так, зареванная, и вышла в холл, где толпились люди. Знала — никто ее с дочкой встречать не будет. И когда увидела нянечку с маленьким Амиром на руках и генерала с огромным букетом роз, который направлялся к ней, испугалась, попятилась.
— Это тебе, — протянул букет Сергей Краснов. — Знаю, ведь некуда тебе идти. А потому слушай мою команду, — он широко улыбнулся, и от его улыбки Нигине сразу полегчало, потеплело на душе.
— Поживешь у меня вместе с дочкой и Амиром. Ну как няня, что ли... Не обижу.
Нигина, понимая, что ей снова доверят Амира и ничего дурного не сделают, белозубо заулыбалась. Она смотрела на большого, строгого человека, но ее чувствительное сердце как антенна уловило то доброе, что мягко светилось в его глазах.
И она осторожно кивнула.
— С тех пор три года минуло, — улыбается Клавдия Ивановна. — А недавно я у Нигины в гостях была, мы же дружим. Полгода вроде как няней при ребенке генерала была, а потом...
За год Нигина уже стала прилично говорить по-русски. И Сергей, которого Нигина по-прежнему величала только по отчеству, все чаще замечал: его неудержимо тянет к этой девочке другой веры и намного его младше. Он словно окунался в ее черные, полные доброты глаза. А однажды не выдержал: «Не могу я без тебя. Люблю, наверное. С женой так не было... Я на развод с Раисой подал. А ты... — и, набрав в легкие побольше воздуха, смущенно выдохнул: — Будешь моей женой?»
— Вышла она за него, вышла... — Клавдия Ивановна довольно и задумчиво качает головой. — Любит он ее, дай бог каждому. А год назад Нигинка ему еще сыночка родила, Алешеньку.
Клавдия Ивановна помолчала и довольно заметила:
— Малыша-то окрестили. Так генерал захотел. А знаешь, кто крестная мать?
И я понимающе кивнула.