Сказка о пластической операции

За два месяца до моего дня рождения от меня ушел муж, а ночью прорвало трубу. Потоп я приняла за знак судьбы, поставила свечку у замерзшего окна и начала жизнь сначала...

ВСЕМ КОНЦАМ НАЗЛО!
Утром позвонила Маринка:
— Ревешь?
— Как Ниагарский водопад…
— Брось, когда мой ушел, на кухне тоже лопнула труба, — утешила подруга и деловито добавила:
— Разрабатывай стратегию выживания. Всем концам назло!
С Мариной мы знакомы с детсада. Она переводчик, прирожденная «палочка-выручалочка» и «скорая помощь» в одном лице. Она всегда знает, как и что нужно делать и чего не нужно делать вообще.
Под музыку танго из «Возраста любви» я прокручивала в уме свою дальнейшую жизнь и на автомате разглядывала в зеркале себя, не любимую мужем. Зеркало подло отказывалось изображать симпатичную блондинку, а беспардонно показывало 45-летнюю тетку с носом-уточкой и губами в нитку. Не верилось, и я пошла на врага в деревянной раме своей почти девичьей грудью, но это его не смутило. «Мордашка-промокашка, ножки, как у козы рожки», — издевалось зеркало. Ноги у меня действительно не Эйфелева башня, но вполне ничего, а вот над попой нужно работать — спущенное колесо от «Жигулей» сегодня не в моде.

ДАВАЙ ШВЕДА!
Маринка влетела в квартиру вместе с запахом свежего снега и затараторила с порога:
— Скоро я от фирмы буду работать со шведами. Ты идешь со мной! Не будешь встревать — шикарный жених обеспечен.
— Ладно, давай шведа, — вяло согласилась я. — Только я по-шведски ни бум-бум.
Маринка посмотрела на меня как на тяжелобольную:
— Любовь не требует слов. И потом, шведы вообще молчаливый народ.
Она критически оглядела меня с головы до ног и вздохнула:
— Тяжелый случай… Тебя спасет только липосакция и круговая подтяжка — шведы любят евростандарт с умом в одном флаконе. Ничего, до Нового года — месяц, а хирурга найдем!
К проблеме любви я подошла серьезно. Взяла отпуск и рисовала на себе удлиненные глаза Синди Кроуфорд, сворачивала нос набок, чтобы был покороче, как у Мишель Мерсье. На меня нашло вдохновение, как на художника, рисующего автопортрет. В новый год хотелось войти обновленной, сняв с двумя метрами кожи прошлое и выдернув из головы сомнения, как сорняки из грядки.

ТЕЛО-КОЛОКОЛЬЧИК...
Через день я уже набрала номер хирурга-пластика. Голос обворожил обертонами, и на первом свидании я старалась не смотреть светиле в глаза, опасаясь солнечного затмения. Игорь Николаевич оказался красивым мужчиной, и от него волнующе пахло моими любимым парфюмом. Нежно и уверенно он ощупывал пальцами каждую впадинку на моем лице, и, казалось, морщинки разглаживаются под ними без ножа. Закончив осмотр, доктор предложил кофе, мы поболтали о жизни, и он сказал:
— Тургор кожи хороший. Сделаем липоструктурную подтяжку — себя не узнаете.
— Совсем? — испугалась я.
Он успокоил:
— Внешность еще не вы сами... — и как-то особенно заглянул мне в глаза.
Вскоре я легла в профилактическое отделение клиники, чтобы набраться сил перед операцией. Теперь я видела своего доктора каждый день. Мы шутили, говорили о театре и перешли на ты. Игорь любил изображать на компьютере мой будущий облик:
— Разрез глаз немного удлиним, так? В губы добавим гель. Носик...
Он подошел ко мне, наши глаза встретились, и я вдруг почувствовала, как мое сердце стало дрожать.
Именно дрожать, а не биться, как положено сердцу. Оно дрожало так явно, что я испугалась, вдруг Игорь услышит эту странную дрожь, которая наполняла все мое тело. Хотелось лишь одного: чтобы его пальцы так и лежали на моем лице, а декабрьский вечер никогда не кончался.

НОЧЬ ПИГМАЛИОНА
Операция уже была назначена, я волновалась, и ко мне почти каждый день прибегала Маринка, но про жениха-шведа не думалось. Я воображала, как Игорь снимает послеоперационные швы, видит творение своих рук и влюбляется в меня с первого взгляда. В день операции он пришел с букетом:
— Ну что, поехали?
— Поехали, — слабо прошелестела я.
В операционной он нежно погладил мою руку, я почувствовала, как холодная игла вошла в вену, и провалилась в сон. Мы шли с Игорем по заснеженной Москве, заглядывали в окна домов, где стояли украшенные елки, а потом я почувствовала его теплые губы и... проснулась.
— Ну, вот и все... — ласково сказал доктор. — Теперь ты красивее Синди Кроуфорд и моложе Бритни Спирс...
Он дал мне в руки зеркало и начал снимать бинты:
— Видишь, морщин больше нет...
И я действительно не увидела ни одной морщинки. Лоб был как каток на Олимпийских играх. А глаза... Дивные, с удлиненным разрезом, глаза Наоми Кэмпбелл. Зеркало, не сопротивляясь, отражало женщину моей мечты. Это было чудесно, и я посмотрела на своего спасителя так, как, наверное, смотрела Галатея на своего Пигмалиона. После его операции даже не осталось отеков и шрамов...
— Это как же... Как?
Меня вдруг пронзила сумасшедшая мысль:
— Ты... Ты не делал мне операции?!
Он не ответил. Опустился на колени, обхватил руками мое лицо и тихо сказал:
— Зачем? Я полюбил тебя такой... Выходи за меня замуж...