Внеклассное чтение. ВЫСШАЯ ПРОБА

ГЛАЗА ЦВЕТА ПЕРВАНШ
Он прекрасно помнил тот день. Через знакомого, который устроил Николаю эту фотовыставку, его пригласили на обед в посольство Франции. Он прожил в Москве всего месяц, по съемным комнатам и приятельским углам, и понятия не имел, как одеваться для такого случая. Хотя даже если бы знал, выбора не было: джинсы, пара свитеров, видавшая виды кожаная куртка. Так и пошел — в конце концов, он вроде как художник, а они всегда против правил. Потом, когда увидел других гостей, обрадовался, что пригласили не на ужин, — не спасла бы богемная свобода. Так все были дорого одеты, холеные, он таких в своем Кемерове никогда не видел. Заробел даже, хотелось забиться в тихий уголок, чтобы все про него забыли. А как забудут, если обед устраивали в его честь?
— Николай? — дама редкой, какой-то тихой красоты вопросительно смотрела на него, и ее глаза, для цвета которых он не мог подобрать слова, светились покоем и теплотой. — Мне очень понравились ваши работы, очень. Вы хорошо знаете Париж?
— Да нет, первый раз был, хотя всегда мечтал. Камера всегда со мной, и вот... Сам не ожидал, — странное чувство будоражило душу Николая: ему хотелось разговаривать с красавицей бесконечно и бежать от нее сломя голову, пока есть силы, пока есть воля сопротивляться этому свету. — У вас такие глаза — серые, голубые, сиреневатые. Цвет холодный, а от них тепло идет. Я такого никогда не видел, правда.
— Мама говорит, что этот цвет называется «перванш», — засмеялась женщина. — Такие были у моего отца, я его совсем не помню, он рано погиб. — И протянула Николаю узкую холеную руку со старинным перстнем на безымянном пальце. — Кира Владимировна, просто Кира. Я курирую вашу выставку, пойдемте, познакомлю вас с нашими...

ПИКОВАЯ ДАМА
В ИНТЕРНЕТЕ
«Перванш, надо же, даже не слышал... Интересно, сколько ей лет? Драгоценность высшей пробы, леди, без фальши», — крутилось у Николая в голове, пока они ходили по залу, знакомились с гостями, пили шампанское.
Когда прощались, Кира спросила:
— Можно я приду посмотреть ваши другие работы? — и тут же поняла, что приглашать ему некуда. — Нет, лучше вы к нам приходите, мама будет рада. Вот адрес.
— Спасибо, приду обязательно, — пообещал он, целуя ей руку. А в голове вопрос: «А муж, муж будет рад?» Но Николай не стал его задавать, побоялся.
Со своим французским мужем Кира была давно разведена, он жил в Париже. И их взрослая дочь тоже, со своей семьей. Кира работала при посольстве врачом, заодно курировала выставки, когда такие случались, — больше для удовольствия. Ее матушка и вовсе ошеломила Николая: пиковая дама, только со страстью не к картам, а к Интернету. Дни напролет сухонькие пальцы с безупречным маникюром, в драгоценных кольцах — на компьютерной клавиатуре. Соцсети, youtube, мемуары, семейный альбом в фотопечать — чума, пространственно-временной коллапс.
Потом, когда Николай и Кира поженятся и он переедет в их квартиру на Патриарших, он привыкнет к экстравагантности Зинаиды Феликсовны. Станет ей помогать, когда компьютер будет загадывать неподъемные для старушки загадки. Они подружатся, ему будет хорошо в их доме, теперь и в его доме.

ПОСЛЕДНИЕ ВСПОЛОХИ
Они поженятся через полгода после знакомства. Сначала будут встречаться, ходить на выставки, в консерваторию, просиживать вечера в Кириной гостиной. Однажды — он уже собирался уходить — Кира подойдет к нему близко-близко, положит руки на плечи, почти невесомые свои руки в дорогих кольцах. И прижмется губами к его груди, проглянувшей в вороте рубашки. Николай замрет от неожиданности, от невозможности такого счастья. И начнет ее целовать в губы, в дивные глаза цвета перванш, всю-всю зацелует, заласкает в ту их первую ночь.
Зинаида Феликсовна будет лежать в своей спальне тихо-тихо, дверь за Николаем не стукнет, и она поймет, что наконец-то случилось то, о чем она грезила столько лет. Этот мужчина, так похожий на ее мужа и на сына, о котором она мечтала и которого не успела родить, теперь будет жить с ними. Их с Кирой «девичья обитель» наконец-то превратится в живой дом. Она радовалась за дочь и завидовала ей, томилась пожухшей своей плотью, почти полвека не знавшей мужчины. И удивлялась, что в ее теле еще не умерли желания, и страшилась своих грешных желаний, гнала и упивалась ими, этими последними всполохами женственности.

ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ
Николай не знал, сколько Кире лет, и никогда не спрашивал ее об этом. Иногда вдруг задавался этим вопросом и отвечал себе: ну, где-то сорок. А мне тридцать, делов-то! И забывал: это было не важно в том водовороте событий, которые обрушились на него после женитьбы. Сначала один друг Киры предложил ему неплохую должность в посольстве, через год другой позвал на открывшуюся вакансию в совместную с французами компанию, вскоре повысил в должности. Николай набрал уверенности в себе, реже стал браться за камеру, только когда просила Кира. Она радовалась за мужа, гордилась и никогда не упоминала о своей роли в его карьерных успехах. Вроде бы он все сам, за собственные заслуги. И ему хотелось верить, что заслуги были, хотя он и понимал, что друзья не могли позволить, чтобы муж Киры был нищим фотографом.

В ДРУГУЮ СТОРОНУ
На самом деле Кира была старше Николая на пятнадцать лет. Он почувствует неладное на десятый год супружества. Всегда приглушенный свет в спальне, роскошные пеньюары, которые она соглашалась скинуть только под одеялом. А ему хотелось страсти при ярком свете. И чтобы она перед ним — без этой сказочной мануфактуры — только сказочная красота ее обнаженного тела. А рука, ласкавшая ее грудь, тонула в послушной дряблости. И шея уже не звала к поцелую, и плечи... Но он любил Киру, точнее, обожал — да-да, именно обожал. В этом понятии мало телесного. Она была для него лучшей женщиной на свете, он обожал ее ум и деликатность, ее породу и вкус, но его тело рвалось в другую сторону. Туда, где не надо ничему соответствовать, где все просто и честно, где молодая упругая плоть говорит сама за себя, не требует украшений и не боится света.
Так плохо ему не было никогда, он не хотел изменять Кире и не мог справиться со своим телом.
Зинаида Феликсовна найдет в компьютере Николая такую запись: «Как хорошо, что есть комп, можно написать что вздумается, а потом стереть без следа. Я в отчаянии, но никому не могу рассказать об этом. Мое тело сошло с ума, требует секса чуть не каждый день, а я точно знаю, что Кире это не нужно. Хуже того, мое бешеное тело хочет секса совсем не с Кирой. Последние пять лет сплю со всеми молодыми женщинами, которые на это соглашаются. Они мне нужны ровно на один раз, не хочу повторений — боюсь привязаться. Скачу из постели в постель, а думаю только о Кире. Наверное, она догадывается, но даже не подает вида. Чудная, чудная женщина! Как же болит сердце, надо бы сходить к врачу. Нет, не пойду, это наказание за мое предательство. А я даже не могу попросить у Киры прощения». Запись будет датирована тем днем, когда Николай скончается во сне от обширного инфаркта. Зинаида Феликсовна обнаружит ее уже после похорон. Она не скажет о ней дочери.

ДОМ ОСТАНЕТСЯ ЖИВЫМ
На кладбище Кира неожиданно увидит свою массажистку, которая по непонятным причинам отказала ей в своих услугах, совсем молоденькую и сильно беременную. После погребения подзовет к себе и, показав на живот, тихо спросит:
— Ребенок Николая?
Массажистка потупится, побледнеет и едва заметно кивнет головой.
— Это хорошо, это очень хорошо, — словно бы про себя скажет Кира. — Я-то боялась, что он уйдет и ничего мне не оставит. Оставил, слава богу. — И уже растерявшейся массажистке: — Ты вот что... Помню, ты комнату снимала. Переезжай ко мне, будешь с нами жить. Мальчика ждешь? Славно, будет на него похож, обязательно. Я помогу, мы с мамой поможем. Ты только не возражай, пожалуйста.
Зинаида Феликсовна не спала той ночью, опять лежала тихо-тихо — благодарила Бога, что их дом останется живым. И мальчик, которого она когда-то не успела родить, скоро появится на свет, совсем скоро. Его сын, Николая.

Алина Рощина