Внеклассное чтение. ЧЕТЫРЕ ДНЯ В РАЮ

ПЛЕЧО К ПЛЕЧУ,
БЕДРО К БЕДРУ
Они лежали на лиловой шелковой простыне, слегка прикрывшись такой же, только с редкими белыми полосами. «Прямо как наша жизнь: не то чтобы плохая — лиловая, с редкими белыми полосами — в этом отеле», — подумала Нора, еще ближе придвинувшись к Алексу. Первая страсть — самая острая, почти болезненная — утомила обоих. После душа, где они долго стояли вместе, не в силах оторваться друг от друга хотя бы на минуту, хотелось просто лежать — плечо к плечу, бедро к бедру. Майское солнце никак не соглашалось уступить свою вахту сумеркам, но пока Алекс и Нора молчали, глядя в окно, вечер постепенно брал свое. Бледный месяц проступил на чернеющем небе, первая звездочка повисла над городом.
Алекс провел рукой по ее бедру — сначала по внешней его стороне, потом жаркая ладонь скользнула внутрь, в потаенное. Нора вздрогнула. Желание накрывало ее всякий раз, как только она вспоминала об этой его привычке гладить ее бедро, а уж когда это случалось, у нее мгновенно тяжелели живот и грудь, и вся она превращалась в желание. Алекс чувствовал ее трепет, ее ожидание и сам уже тянулся к ней, и трепетал не меньше Норы, предвкушая обладание женщиной, самой желанной женщиной.
Потом они опять стояли под душем, долго одевались, болтая о пустяках, бежали вниз по лестнице, целуясь на каждом этаже. В ресторане тихо играла музыка, было душно и пусто. Официанты вроде бы даже обрадовались их приходу — заулыбались.

ВСЕГДА ГОТОВАЯ
К ЛЮБВИ
— Почему после секса так хочется есть? — смеясь, спросила Нора, пока официант суетился с заказом. — И не просто есть, а мяса, овощей, сладкого. И шампанского! Много шампанского!
— Ни в чем себе не отказывай, девочка. Тебе понадобится много сил — у меня большие планы на эту ночь, — поглаживая под белоснежной скатертью ее круглую коленку, искушал Алекс.
— А талия? — кокетничала Нора, норовя передвинуть его руку повыше колена.
— Об этом ты подумаешь завтра, когда пойдешь в СПА. А сегодня не надо. Сегодня твоя талия принадлежит мне, и твоя попка, и с другой стороны от попки, и все, что выше, — все мое. И оно мне нравится в тех объемах, какие ты уже накушала.
Нора глуповато смеялась, как только может смеяться женщина, которую любит и хочет мужчина, которого она тоже любит и хочет. Алексу нравился этот глуповатый смех — он возбуждал, он сулил блаженство обоим.
За ужином они говорили обо всем, что не могли рассказать друг другу за три месяца разлуки.
— Венеция? Прекрасный город — давно там не был... Тебе понравился? — Алекс наливал ей шампанское, любуясь пузырьками, так и норовящими выпрыгнуть из фужера.
— Да, чудный. Похож на старую даму — все еще красивую, но с явными признаками тления. А ты опять ездил в Париж? И опять на Пигаль? — заглядывала в любимые глаза Нора. — Как фонари — все еще красные и все еще манят?
— Конечно, я же мужчина и вполне дееспособный. Или нет? — на этот раз кокетничал Алекс, намеренно дразня ее, чтобы услышать похвалу.
— Вполне-вполне, даже очень, мне нравится, — с радостью льстила ему Нора. — Я бы твоей дееспособностью воспользовалась еще... разика три.
— Или четыре?
— Или четыре! Я в тебя верю.
— И я в себя верю, — он поцеловал ее запястье, чуть коснувшись серебряной змейки, которую час назад надел на ее руку. — Тогда вперед, на опытный полигон.
Нора вспорхнула со стула — всегда готовая к любви. И они, едва касаясь пола, полетели в номер.

А ЧТО ОСТАВАЛОСЬ?
Алекс проснулся первым. Совсем скоро они разойдутся, каждый в свою жизнь. Он смотрел на спящую Нору и вспоминал, как много лет назад встретил ее в метро. Уронил что-то на пол, наклонился поднять и увидел перед самым своим носом круглые загорелые коленки, а потом строгие глаза темно-медового цвета. Он пошел за этими глазами, не разбирая времени и пути. Сам себе удивлялся, но ничего поделать не мог. Глаза мерещились ему всюду, улыбались или, наоборот, сердились, звали и гнали, смотрели с нежностью и упреком. Наваждение не прошло и когда они наконец-то познакомились и стали друг для друга первой любовью.
И стала бы эта любовь судьбой,
если бы однажды Сашкина мать
не застукала их в постели.
Раскричалась, обозвала Эльку грязными словами и выгнала из их дома. А сыну приказала учиться и не думать о девках в семнадцать лет. Он о девках не думал, он думал только об Эльке. Искал с ней встречи, чтобы извиниться за мать, а Элеонора больше видеть его не пожелала, хотя плакала по ночам и тосковала страшно, до головокружений и тошноты. Правда, потом оказалось, что недомогания были совсем иного происхождения. Эля была на седьмом месяце, когда к ней посватался немолодой вдовец с двумя детьми. Она согласилась, а что оставалось?
Сашка окончил политех на радость маме, дважды женился, дважды разводился. В обоих браках по сыну осталось, опять женился, а жить им пришлось с матерью, терявшей рассудок из-за проклятого Альцгеймера.
Оба часто вспоминали свою первую любовь, и хотя жили недалеко друг от друга, но ни разу не встретились. И ничего друг про друга не знали. А потом столкнулись на улице, как когда-то в метро. Зашли в кафе, поболтали. Когда Александр пошел Элеонору провожать, в случайном подъезде вцепились друг в друга — губами, руками, своими телами, истосковавшимися в разлуке. Но было поздно, у каждого своя жизнь, и ничего нельзя изменить. Тогда они и придумали эту вторую реальность — отель, в котором проводили последнюю ночь каждого сезона, другие для себя имена, чужие биографии. Вроде бы игра, и все происходит не с ними настоящими, а значит, они никому не изменяют, никого не предают. Четыре дня счастья в году.

НА ТОМ ЖЕ МЕСТЕ,
В ТОТ ЖЕ ЧАС
Нора открыла глаза и улыбнулась — тоненькие лучики вокруг глаз, а глаза все такие же — темно-медовые. Свежая и веселая, словно и не спала только что, от нее пахло любимой женщиной и невозможным счастьем.
— Пора! — скомандовала Нора и выскользнула из-под полосатого шелка. — Я говорила тебе, что послезавтра мы улетаем на Канары? Нет? Билеты уже на руках, — щебетала она, натягивая узкие белые джинсы. — А ты? Куда собираетесь в отпуск?
— Не знаю... Может, в Барселону, — сомневался в своих фантазиях Алекс, затягивая узел на галстуке. — Время еще есть, шеф обещал отпуск только в сентябре.
— В сентябре? Так мы еще увидимся в августе, как всегда, тридцать первого числа? Я завтра же позвоню Наташке и забронирую номер.
— Хорошо иметь лучшей подругой администратора отеля «Парадиз» — какой-никакой, а рай, и всегда открыт для тебя, — Алекс обнимал ее плечи и глядел в глаза, за которыми и сейчас пошел бы, не разбирая времени и пути. — Я буду скучать по тебе каждую ночь.
— И я буду скучать каждую ночь, — она провела рукой по молнии его брюк и поднесла ладонь к его губам. — Целуй, а потом я буду целовать это место. Мы же счастливые — правда?
— Еще бы! — он отпустил ее руку и деловито спросил: — Где ты оставила машину? Слева от подъезда? А я справа.
Они вышли на улицу, и каждый пошел в свою сторону. Элеонора налево — к станции метро, а Александр направо — к автобусной остановке. Оба спешили. Послезавтра она с семьей уедет в деревню к свекрови, надо собраться и купить мужниной родне гостинцы. А он торопился к матери — именно на сегодня отпросилась сиделка. Он никогда не был в Париже и, скорее всего, никогда туда не попадет, но Алекс об этом не жалел. И Нора не жалела, что никогда не увидит Венецию — город своих девичьих грез. Через три месяца они встретятся на этом же месте и целую ночь будут любить друг друга. Это самое важное.

Алина Рощина