Любовь у нас была красивой, яркой, звонкой, а ее плоды получились порчеными. Это была двойня. Мальчик умер через несколько часов после родов. Девочка... Было бы лучше для всех, если бы она ушла вслед за братом, но она выжила. Смотреть на нее мне было страшно, а ее отцу — противно. Я все поняла, заглянув в его глаза. Олеся получилась уродцем: ручки скрюченные, личико искаженное. У нее была очень редкая патология. Я представляла дочку девочкой с чужой планеты, случайно оказавшейся в моем животе и явившейся на этот свет. Так было легче. Но в роддоме не смогла оставить. Сама не знаю почему, хотя уговаривали все. Мать с отцом твердили: «Она не жилец! Намучаешься». Молодой муж отводил глаза, а его руки тянулись к рюмке.
Раньше картинка жизни была светлая у меня, стала — черная. Олеся все время плакала, Андрей избегал нас обеих. Не мог видеть свою дочку: стеснялся, стыдился. Я его и понимала, и осуждала. Нам нужно было объединиться, поддерживать друг друга, чтобы как-то обустроить дальнейшую жизнь, но он был нам с Олесей не помощник.
Чувствовала, муж отдаляется. Любовь пошла трещинами, начала ломаться на куски, обнажая все самое худшее в человеке. Муж стал срываться на нас: «Не хочу ее, не хочу! Убери с моих глаз! Это ты виновата, а не я!» Я на него почти не злилась. В нем говорили отчаяние, страх. И никто не интересовался, как мне живется, что я чувствую, о чем переживаю. Ведь именно я была всегда рядом со своей инопланетяночкой. Подносила ее к груди, мыла, пеленала, убаюкивала. А она все кричала, морща и без того непривлекательное личико.
Андрей нас бросил. Даже никаких слов не нашел, просто сбежал. Свекровь
Я осталась одна со своим маленьким чудовищем. Не знаю, любила ли я ее. Терпела, словно отрабатывала свою вину за рождение больного ребенка. Больше все равно некому было. Да, помогала мама. Если бы не она — повесилась или еще чего с собой сделала. А так хотелось нормальной жизни, чтобы вырваться из четырех стен.
Прогулки на улице хватило с одного раза. Набежали соседки, охали, ахали, не скрывая брезгливости. Я потом плакала и ругалась на Олесю. Мама вышла на пенсию и забрала мою подросшую девочку. Она уже ковыляла, но ничего не соображала. С ней было тяжело: все портила, хватала в рот и кричала, кричала, кричала. Ее крик всегда стоит в моих ушах.
На работе влюбилась в коллегу. Долго водила его за нос, когда все далеко зашло, решила познакомить с дочкой. Никогда не забуду его лицо, искаженное ужасом, чувством омерзения: «Это ты ее родила и мне такую же, да?» Исхлестала его по щекам, выпихнула из дома. Понимаю, не будет у меня семьи, потому что больше никому не смогу свою дочь показать. Самой стыдно и гадко. Это я монстр, если родила монстра, который живет и мучает меня уже десять лет. Да, мучает! Не дает жизни, заставляет прятаться вместе с ней и отгораживаться от мира. Но даже когда она умрет, я уже не решусь ни на что. Я себе запретила, чтобы не случилось повторения. Кстати, бывший муж женился на даме с тремя детьми. Лишь бы от него не захотела родить. Тоже боится плодиться и размножаться.
Ика, Т. (город не указывайте)
Раньше картинка жизни была светлая у меня, стала — черная. Олеся все время плакала, Андрей избегал нас обеих. Не мог видеть свою дочку: стеснялся, стыдился. Я его и понимала, и осуждала. Нам нужно было объединиться, поддерживать друг друга, чтобы как-то обустроить дальнейшую жизнь, но он был нам с Олесей не помощник.
Чувствовала, муж отдаляется. Любовь пошла трещинами, начала ломаться на куски, обнажая все самое худшее в человеке. Муж стал срываться на нас: «Не хочу ее, не хочу! Убери с моих глаз! Это ты виновата, а не я!» Я на него почти не злилась. В нем говорили отчаяние, страх. И никто не интересовался, как мне живется, что я чувствую, о чем переживаю. Ведь именно я была всегда рядом со своей инопланетяночкой. Подносила ее к груди, мыла, пеленала, убаюкивала. А она все кричала, морща и без того непривлекательное личико.
Андрей нас бросил. Даже никаких слов не нашел, просто сбежал. Свекровь
Я осталась одна со своим маленьким чудовищем. Не знаю, любила ли я ее. Терпела, словно отрабатывала свою вину за рождение больного ребенка. Больше все равно некому было. Да, помогала мама. Если бы не она — повесилась или еще чего с собой сделала. А так хотелось нормальной жизни, чтобы вырваться из четырех стен.
Прогулки на улице хватило с одного раза. Набежали соседки, охали, ахали, не скрывая брезгливости. Я потом плакала и ругалась на Олесю. Мама вышла на пенсию и забрала мою подросшую девочку. Она уже ковыляла, но ничего не соображала. С ней было тяжело: все портила, хватала в рот и кричала, кричала, кричала. Ее крик всегда стоит в моих ушах.
На работе влюбилась в коллегу. Долго водила его за нос, когда все далеко зашло, решила познакомить с дочкой. Никогда не забуду его лицо, искаженное ужасом, чувством омерзения: «Это ты ее родила и мне такую же, да?» Исхлестала его по щекам, выпихнула из дома. Понимаю, не будет у меня семьи, потому что больше никому не смогу свою дочь показать. Самой стыдно и гадко. Это я монстр, если родила монстра, который живет и мучает меня уже десять лет. Да, мучает! Не дает жизни, заставляет прятаться вместе с ней и отгораживаться от мира. Но даже когда она умрет, я уже не решусь ни на что. Я себе запретила, чтобы не случилось повторения. Кстати, бывший муж женился на даме с тремя детьми. Лишь бы от него не захотела родить. Тоже боится плодиться и размножаться.
Ика, Т. (город не указывайте)
Напишите коментарий к материалу
Ваш email адрес не будет опубликован.*