Житейская история. НЕЗНАКОМКА С ЧУЖОГО БЕРЕГА

В университетском городке Эредия (Коста-Рика) повторился сюжет фильма
«Формула любви». Правда, на этот раз в бестелесный женский образ влюбился не вымышленный русский помещик, а вполне реальный костариканский художник.

СЬЮДАД-ДЕ-ЛАС-ФЛОРЕС
В комнату рвался влажный воздух утра. Колибри, как крохотные вертолетики, зависали над розовыми орхидеями, и, отложив кисть, Филипп залюбовался видом из окна. На листьях искрилась роса, а сад казался изумрудной дышащей оправой для отсвечивающих янтарем апельсинов.

«Сьюдад-де-лас-Флорес. Страна цветов...» — вспомнил он слова бабушки. Она была русской. Приехала с первыми переселенцами, но Коста-Рику считала родиной и земным раем. В Филиппе Рамиресе — тоже русская кровь, хотя он не понимает языка и не был в России. Секунда  — и на листе бумаги появился набросок женской головки. Филипп рисовал уверенно, азартно, но образ незнакомки почему-то ускользал.

...Это случилось два года назад. Вместе с подружкой Люсией Филипп неплохо провел время в столице Сан-Хосе. Напоследок заглянул в антикварный магазин — и остолбенел. На прилавке среди нефритовых божков стояла золоченая рамочка с фотографией девушки. Она совсем не походила на костариканок, которых Филипп, подшучивая над их южной красотой, называл «кемадос» (подгорелые. — «С.-И.») или «арос конфризоль» (белый рис с черной фасолью). Казалось, он уже где-то видел и этот разлет бровей, и русые волосы, и родинку над бровью. Оставив Люсию, Филипп выскочил на улицу и зашагал к церкви де-ла-Вирхен-Инмакулада. Хотелось побыть одному, подумать. Но скоро он вернулся и забросал вопросами продавца. Однако тико (так зовут друг друга костариканцы. — «С.-И.») лишь пожал плечами:
— Не знаю, кто она. Но есть подпись на кириллице.
Филипп и правда увидел русские буквы. Даже сумел разобрать: «С любовью. Мария».
Набрав денег в долг, на следующий день он уже возвращался домой с фотографией. И всю дорогу трепетно прижимал портрет к груди, словно действительно обнимал девушку.

ПРИВИДЕНИЕ
Теперь Филипп рисовал только Ее. Мастерская была завалена холстами с набросками незнакомки. Мать нервничала:
— Ихито (исп. сынок. — «С.-И.»), ты похудел, осунулся. Что случилось?
Но Филипп упрямо молчал. Он перестал встречаться с Люсией. Ему казалось, что, занимаясь с ней любовью, он предает Незнакомку. Люсия злилась:
— Говорят, ты другую нашел? Русскую?
И бесстыдно шла на него грудью:
— Ну зачем тебе эта белая моль?
По вечерам он разговаривал с фотографией и подолгу смотрел на девушку, пока глаза не начинали слезиться, и ему казалось, что Мария улыбается и весело подмигивает. Так было и на этот раз. Поцеловав снимок, он поспешил в университет, но едва проехал остановку, как за окном увидел Ее! Глаза, губы, даже прическа были такими же, как на фото. Спрыгнув с подножки, Филипп заметался, надеясь отыскать Незнакомку. Но она словно растаяла. Прислонившись спиной к фонарному столбу и тяжело дыша, подумал: «Может, привиделось? Или я схожу с ума...»

«СЧАСТЬЕ С ТОБОЙ ОДНОЙ КРОВИ!»
Пожилую натурщицу донью Каталину студенты художественного факультета часто зазывали домой позировать. Она никогда не отказывала. Да и брала всего 2000 колонов.
— Эй, парень, очнись! Я готова, — повернулась Каталина к Филиппу. Ее тело было дряблым, груди висели, лицо — в морщинках, но тем сложнее было ее рисовать. Филипп никак не мог сосредоточиться. Каталина сама подошла к нему, заглянула в глаза:
— Слушай меня, мучачо (исп. мальчик. — «С.-И.»)! Счастье твое одной с тобой крови, понял? Вот и ищи. А больше ничего тебе не скажу.
У Филиппа сбилось дыхание. Одной крови? Значит, Незнакомка — русская?!
На следующий день он позвонил в «Русскую газету». Даже привез фото редактору Елене Санчес. Она пыталась помочь. Расспрашивала знакомых, показывала снимок — но никто из здешней русской диаспоры такой девушки не видел. А многие и вовсе, узнав о странном художнике, крутили пальцем у виска. И Филипп, отчаявшись, засел в Интернете.

НА РОДИНУ ПРЕДКОВ
За пару месяцев он успел поговорить с сотней россиянок и посмотреть множество фотографий. Марии среди них не было. А тут еще приятель отца, фотограф, подлил масла в огонь:
— Ты бумагу на фотке видел? Это ж начало XX века. Так что твоя Мария уже двумя ногами в мо...
И осекся, увидев отчаяние в глазах парня.
И все же Филипп не отказался от мечты найти девушку, решив поехать в далекую Россию. Начал учить русский и, чтобы подзаработать, рисовал портреты, которые странным образом напоминали одну и ту же женщину.

«ЗДРАВСТВУЙ, ЭТО Я»
Уже после возвращения Филиппа из Москвы нам удалось поговорить по телефону. Парень признался: в России Незнакомку он так и не встретил. Но все равно верит, что это случится. Филипп по-прежнему прилежно учился. Но тоска по Незнакомке отравляла жизнь. Только ночью, путая сон с явью, он давал волю воображению. И тогда Она оживала.
Может, и правда судьба подслушивает наши желания и, несмотря на препятствия, ведет к цели?
Этот день он запомнил навсегда. В то утро он шел писать портрет к донье Марте. Она происходила из старинного рода, а ее особняк, утопавший в цветах, был виден издалека. Донья Марта долго наводила макияж, словно собиралась фотографироваться. Наконец Филипп нанес на бумагу первые штрихи и тут...
В комнату неторопливо вошла девушка. Русые волосы уложены вокруг головы, пухлые губы, родинка над левой бровью... Филипп замер: девушка была с того самого фото!

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
— Познакомьтесь, Филипп. Моя дочь Мария, — пропела донья Марта.
Если бы она назвала другое имя, он бы все равно не поверил. Конечно, Мария! Как же долго он ее искал! Но гадалка говорила про русскую? Ошиблась — ведь Мария из старинного рода Наварро. Филипп волновался и едва выдавил:
— Приходи в мою мастерскую! Я должен показать тебе тебя...
От удивления девушка округлила глаза. Но согласилась. А когда пришла — обомлела: со стен смотрели ее двойники.
— Я писал портреты со старинного фото... — улыбнулся Филипп.
— Я — и не я, — удивилась Мария, держа в руках золоченую рамку. — Сейчас так не одеваются...
Теперь Филипп каждый вечер провожал Марию домой и робко держал ее руку в своей. Они не говорили о любви. Но разве нужны слова? Донья Марта первой догадалась. Даже собралась в гости знакомиться. Мать Филиппа приготовила традиционную рыбную закуску — севиче и кукурузное тесто в банановых листьях — тамаль. Уже пили кофе, когда донья Марта вдруг вскрикнула, увидев то самое фото:
— О, Дьос Мио! Я искала, я... Его унесли грабители вместе с ценными вещами много лет назад. Это — фото моей бабушки!
— Прабабки Марии?! — воскликнул Филипп. — Так она русская? Там подпись «С любовью. Мария»...
Дочь тоже смотрела на мать. И донья Марта заплакала.
— Мы скрывали от тебя. Потому что... Видишь ли, девочка... Твоя прабабка покончила с собой от великой любви. Она влюбилась в костариканца, твоего прадеда. Только в те годы из СССР не выпускали. И они не могли быть вместе. Мария родила мальчика. Это и был мой отец. Позже он уехал на Коста-Рику. Женился, родилась я, а у меня — ты. Я тебя и назвала в честь прабабушки Марией.
Филипп стоял, словно громом пораженный. Гадалка не солгала! Счастье, действительно, одной с ним крови! Он осторожно взял девушку за руку и, наклонившись, тихо спросил: «Мария, мы никогда не расстанемся, правда?»